гены — общие, фамильный надлом
ушной раковины,
комплекс мессии и брошенность сходятся под углом
подчеркнутые — чисто семейным — чувством вины;
по церкви на каждой улице, могилы — мертвым,
в солонке порох, соль в перечнице,
святые лозунги за щекой толкаются
с чёртом,
синяки выцветают до желтого на лице;
воздуха всегда — мало, в расчете
примерно на одного,
есть некий ритм в пульсе, шаге, полете
и вращении пули, да, у пули четче всего;
если отмерить радиус глубже
голодного живота, за межреберные пустоты,
там, освоившись, довольно давно уже
меня как мышцы и кости заполнил ты.

Когда ты долго с одним человеком, ты, как ни крути, долго в одной и той же роли, её чертовски сложно менять, не меняя при этом партнёра.

Это одна из причин, почему заканчиваются долгие отношения. Мы уходим не на поиски нового человека, мы уходим на поиски новых себя.

После всего этого дерьма мне мало просто белой полосы. Я хочу белый круг, белую площадь, я требую белую бесконечность.

это чувство было ни на что не похоже - ты знаешь его по телефонным разговорам и нескольким встречам, которые можно сосчитать при помощи пальцев двух рук, но в тебе уже прочно поселилась уверенность в том, что это будет что-то такое, что ты раньше только в фильмах и книжках встречала, такое, что тщетно пыталась найти и вытянуть из каждого второго, и пара таких попыток даже претендовали на звание успешных, но нет, неправда - самообман и не более - вот каким был этот успех, который ты так тщательно воспевала в своих блокнотах, блогах и в болтовне с девочками.
словно у тебя в голове есть пустая пленка от кодака, и ты понимаешь, что вот он - момент, с которого пленка эта начнет заполняться самыми цветными, радостными и неподражаемо счастливыми снимками. твои глаза все чаще вспыхивают вспышками, ты жадно пытаешься запоминать, стараешься меньше моргать, смотришь на него, пока он спит, не отрываясь, по десять минут - так снимок получится четче, резче и глубже врежется в твою память. так впечатается, что потом и не рада будешь, но сейчас тебе плевать - ты ни за что на свете не хочешь забыть эти подушки, это лицо, эти ладони и свои разбросанные по подушке локоны - потому что только они и попадают в кадр, который ты делаешь вот уже 7, 8 минут.
..ноябрь снимает с деревьев листья, дни крутятся, вертятся, я теряю счет дням, 24 часов отчаянно не хватает, мы берем часы взаймы у ночей, мы спим по 2, 3 часа, мы усталые уже сутра, но в нас как будто кто-то вдувает силы и мы снова не спим, снова говорим, снова любим друг друга, а я тщетно пытаюсь примирить себя с мыслью о том, что он никуда не исчезнет, не растворится в воздухе и пора бы мне усмирить свою жадность.
но я продолжаю жадно глотать воздух, жадно всматриваться в его черты, стараюсь запомнить каждую клетку его тела, изучить каждый миллиметр его татуировки на правой руке и шрама на левой. я стала жадной до времени. он в первый же день дал мне зубную щетку.
в какой-то момент мне начинает казаться, что я сошла с ума, что такое счастье не имеет доступа к этой планете, к людям, на ней проживающим, а ко мне уж тем более. но счастье как-то просочилось сквозь слои атмосферы и упало прямо мне на голову - каждый день, каждое утро, каждую ночь я не могу в это поверить, я скорее поверю в существование Изумрудного города, в философский камень и платформу 9 и 3/4, но мне каждый день приходится верить в то, о чем я раньше даже не подозревала. словно кто-то большой взял меня за воротничок моей коричневой курточки своими большим и указательным пальцами и переместил в параллельный мир - в нем все так же, как и в моем прежнем, только я чувствую острее, цвета приобрели тысячи оттенков, места неприятностям осталось самую малость и все окружающее меня пространство воспринимается мной же по-другому.
его незримое присуствие доводит до исступления. книги, которые я уносила от него и которые он сам мне приносил со страницами, которые он перелистывал указательным пальцем и со словами, который он читал, вчитывался, воспринимал так же, как я, чувствовал то же, что я, и даже думал о том же, о чем и я. музыка, которую он слушал, песни, которые играли по несколько раз и которые теперь слушаю я - что он испытывал, пока слушал их, о чем мечтал, представлял ли меня в те 3-4 минуты, пока они играли? его футболки, в которых он где только не был, и в которых я стою перед зеркалом в его ванной с голыми ногами, но обязательно в тапочках. его полки с книгами, открытки издалека, подарки от всех на свете, какие-то фотографии на стенах - это как вход в другую реальность, как пригласительный билет, который ты получаешь, перешагивая порог его комнаты. его мягкая серая толстовка - в ней я видела его на фотографиях, в ней он был на крыше, в ней сидел со мной в больнице и ее я натягиваю ранним утром, пока он остается в постели. мои мятые простыни, подушки, которые до последнего перышка, кажется, впитали его запах - ни с чем несравнимый запах. предметы - предметы будто впитывают в себя все события, прошлое, эмоции, которые мы испытывали, мечты, которые заполняли головы, и слова, которые говорили друг другу и которые так и остались на кончике языка.
за эти 2 месяца без 6 дней я наделала столько снимков в своей голове, сколько не делают фотографы за всю свою карьеру. я запоминала все, каждую мелочь и доносила ее до клавиатуры, стараясь не потерять по дороге ни одного фрагмента. у меня этих пустых пленок в голове еще - видимо-невидимо. миллиарды пленок, которые порой становится невыносимо страшно оставить пустыми. но пока он обещает быть со мной всю жизнь, пока мы строим какие-то планы и пока он говорит мне, что мы нашли друг друга и всегда будем вместе, я отодвигаю этот всепоглащающий страх в сторону, вдыхаю побольше воздуха и улыбаюсь такими улыбками, о существовании которых у себя раньше даже и не догадывалась.

"Они жили долго и счастливо и никогда не делили на ноль".

Я не хочу, чтобы он меня любил - я хочу, чтобы он считал меня равной себе.

эти отношения описываются анекдотом про гарри и буклю: "что совой о пенек, что пеньком о сову - все равно сове не жить".

Вам лгут - вы обижаетесь. Вам говорят правду - вы обижаетесь. Так идите нахуй, может быть?

Пока любишь, простится всё.
Но это не значит, что стоит испытывать способность человека прощать, чтобы убедиться в его любви.

...И обнял так, что захрустели нежно хрящики.
Какой прекрасный, безупречный мальчик!
А что душа? Сопит в своем фанерном ящике,
Просунув в щелку обезьяний пальчик.