Дебилка золушка могла бы и сама организовать свое счастье. Сшить платье из шторы, помыться, надушиться, поймать попутку и прикатить на бал.

А еще в любом сериале про отношения никогда не покажут их развитие. Будет 205555 серия, а у них все по-прежнему будет так, как будто они познакомились позавчера. Никогда не покажут то настоящее счастье, которое иногда имеет место случаться.

Я просто знала, что ты появишься в моей жизни, поэтому не могла ни к кому привязаться. Моя суть отторгала любого как инородное тело.

Опять тема сказок. Во-первых, все сказки пропагандируют смертную казнь. Во-вторых, почему никто не задумывается о том, почему отрицательные герои стали отрицательными? ну вот к примеру эта злобная королева в белоснеге. Она ведь была просто затюкана своей сумасшедшей маменькой. И замуж она вышла насильно и король этот старый дурак. Под дряхлость лет делать предложение молоденькой. Чего он ожидал? А потом постоянно проводил время со своей дочкой и всем говорил какая она красивая и что никто не сможет быть красивее ее матери, которая скончалась. Ну как должна себя вести оскобленная женщина в таких условиях? Я бы тоже стала злой королевой. Никто не хочет со мной дружить - отлично, навею проклятье. Ее можно понять, я вот о чем. И ведь никто никогда не думал что злом был король. Ни один ребенок. Все всегда винили королеву. А зря.

Палец не замужем, сердце замужем.

Обручальное кольцо с гравировкой: «я не женат»

"А потом она, отказав всем мужчинам,
гордо покинула бал в своем сверкающем облегающем платье,
чтобы вернуться в свою чердачную съемную комнату
и рассказать мышам, какая несчастная у них жизнь".

Я наверное, поняла, в чем разница между «ты такой хороший, я так тебя люблю» и «Смотри, я искала/пела/писала/собирала, чтобы ты улыбнулся/увидел/не грустил/и т.д.».
Первое – как симпатичная статуэтка, их можно ставить на полку и иногда перебирать, сдувая пыль. За второе – отдать печень.
Одно дело - протянутая в твоем направлении рука, оставшаяся где-то в пространстве, другое – пальцы, гладящие по щеке. Первое – незаконченный посыл, второе – непосредственный контакт. Разные ступени и степени.
Это так важно, когда кто-то делает что-то для тебя. Просто для тебя. Потому, что ты для него существуешь. Не только как некий образ в пространстве, а как живое, и он хочет поделиться с тобой своим, потому, что ты, например, грустишь. Или потому, что он счастлив, и хочет, чтобы и ты вместе с ним хоть немножко тоже. Потому, что вы в каком-то смысле все-таки вместе и смотрите в одном направлении и друг на друга.
Это значит, он помнит о тебе, и не только когда ты о чем-то просишь.

Послушайте, я тут поняла кое-что о романтике. О ваннах с лепестками роз, о надписях на асфальте под окнами, свиданиях с сюрпризом и прочем. В двух словах это можно выразить так: романтика нужна, если не разговаривают души.

Души мне видятся как тихие глазастые лемуры, которые сидят у нас внутри. Молчаливые, печальные, древние, неутомимые, мудрые, постоянно чего-то ждущие лемуры. И вот иногда эти лемуры вдруг вступают в разговор. Как и о чем - непонятно, мы наблюдаем только признаки.

Ирена, я не знаю,
О чем моя судьба
За столиком соседним
Ведет с твоей беседу.

Это Натан Злотников, хотя вряд ли он за соседним столиком видел лемура.

Но лемуры разговаривают не всегда. Странные они звери.

Зато когда они разговаривают, мир сворачивается вокруг них до размеров стеклянного пузыря с искусственным снегом, и внутри шара они сидят, уставившись друг на друга, а вокруг них пластиковые снежинки носятся вихрем, огоньки отражаются в стекле и с тихим шелестом вращается вселенная.

А мы в это время видим красоту – и видим ее невыносимо остро. Я помню, как однажды из-за поворота пустой лесной дороги вдруг выскочили сани, с лошадью и мужиком в ушанке. Я помню, как один моряк ободрал локоть, прыгая через парапет ночью в Стамбуле. Я помню железную дверную ручку с львиной мордой. Ну в общем, вы прекрасно знаете, что такое невыносимо острая красота.

А потом лемуры смолкают. Навсегда ли или на время – но смолкают наверняка. Такие уж они странные хреновины – видимо, для того, чтобы заработал их хитрый вайфай, нужно очень много совпадений. Ветер не с той стороны, нептун в третьем доме, несвежий базилик – и все, контакта не состоится.

Лемуры при этом, вроде бы, не пугаются. Им, может, по сто тысяч лет каждому – чего им. Замолкают и сидят, как прежде. А вот людям страшно без невыносимо острой красоты. Вдруг она никогда больше не вернется? Вдруг лемуры не заговорят? Люди впадают в панику, они привязывают лемуров друг к другу веревочкой, они сажают их в общую клеточку и поминутно теребят. Если люди американцы, это называется у них “we are working on our marriage”.

А еще они в тоске пытаются воспроизвести невыносимо острую красоту сами, как умеют. И это у них называется романтикой. И эти лепестки роз, эти сюрпризы под подушкой, эти белые свадебные шатры на морском берегу, все эти рукотворно созданные чудеса - трогательная, прекрасная и безнадежная попытка вернуть ощущение пронзительного совершенства мира.

Мы не виделись так давно, что в наших языках не насчитать теперь и дюжины общих слов. И когда ты говоришь "кошка", я понимаю, что это вполне может оказаться скользкой медузой, выброшеной на берег, а не изящным кошачеством.
Теперь я не вздрагиваю во сне, когда полчища твоих солдат бредут бездумно по моим полям. Их железные сапоги рассыпаются в пыль от ржавчины, их усталые ноги вязнут в земле, и так тянет прилечь, на нагретые сладким весенним солнцем травы... Они опускаются и их нежные шеи оплетают вьюны, цветы вытесняют оружие из их рук, осока оставляет тонкие нити царапин на щеках. Они спят и видят волшебные ароматы мирной жизни.
Я вижу всё это не закрывая и не открывая глаз. Вижу так же ясно, как вы видите себя в зеркале. И зрачки, научившись у кошек и змей, наливаются спелым янтарём.
Наши языки такие разные потому что нам не о чем говорить. И ты превращаешься в камень городских стен и домов, в мостовые и черепичные крыши, а я в людей, которые нежно касаются взглядами и руками, которые не наступают, но летят в миллиметре над дорогой.