Знаешь, на другом берегу, ласкаемом всеми сквозняками океана арктического, живут люди, много странных людей, что давным-давно рассорились с холодами по поводу пустячному и давно забытому. Живут они через речку, прогуляйся по воде - и уже там, но расстояние дальше, чем до материка Бродского, безумных ковбоев и необъезженных мустангов, а воображение падает в обморок, не представив расстояния, которое не каждая московская птица одолеет. У людей тех лица поношены, а хламиды серы и ветхи, они бредут по колена в снегу под шипящую магнитную бурую среди погребальных улиц-трубок, свистящих одинаковые ритмы. Не раздвигая штор век бредут они, а единственное, что тянет котомкой их плечи к земле и наполняет смыслом голову тыквенную, не годную даже к столу крестьянскому, - смилостивиться ли злая шестизубая судьба, позволит ли заковать цепочку из медных дней-бусин в целый год или живьём предаст забвенью в чугунной жертвенной печи.
По ночам они втихаря восхваляют беззубого бога войны и верят галлюцинирующим на своих рабочих постаментах экранным пророкам, что силятся накликать светлое будущее, а на деле только и могут, что убивать одним взглядом да тремя любезностями. Там скудное движение по теченью битумной речки напоминает труд пахаря горных наделов, все хотят одного, но боятся добиться, а трубка добродушного примерения никогда не зажигалась в светло-серых бетонно-картонных дворцах. В той стране сквозняков и жизни без специй ещё не открыто никем, что вместе теплей, но привычно все делят внутри мерзлоты на двоих пополам и свитер из шерсти, и крест за плечами, а едва что случится, спешат в храм-музей древней пыли к ехидным дадькам-хранителям, вооружённым до самых резцов и ушей крестами и словом. Там поведают робко о том, что "Как платить мне зимой по счетам за свет и тепло, если было нас двое, а теперь я один?"
...но зато есть у каждого свой сортир да балкон, а сердца до исчерченной червячками гробовой доски согревает не "Подбрось ещё дров, я люблю тебя, как море - парусный флот", а радиоактивное свеченье карьерной любви. Те чудаки да зануды, что не рискнули на древности лет проснуться в обнимку с карьерой убогой, готовы вопить от любви безграничной круглый год на щербатую кромку мамы-Луны, нет её - и фонарь подойдёт, не горюй. Возделывая убогий клочок надежды на то, чтоб хоть каким-нибудь худеньким боком оказаться причастным к большой и великой, они до скончанья времён готовы метаться в шаманском экстазе из последних силёнок, лишь оживить бы то старое чучело усопшей любви, убитой жестоко когда-то на пару.
Но самое странное даже не это! Известный всем факт: на зиму ангелы привыкли лететь на юга, но вот незадача - проектом жестоким богов установлено там, что есть только север, а значит - крылатые там не живут.
А у нас всё как встарь: по ночам в логовах смятых простынок извиться мешают два крылатых плеча, в древних омутах всё ещё водятся черти, санитары, вурдалаки, а порой и сам маркиз де Сад, ушедший на пенсию Харон водит пегасов на водопой к той реке, по которой так любил ходить Спаситель и ловить своих пискарей старый апостол Андрей, те, что умудрились упасть на самое дно, обращаются в морские звёзды, ну и так же от боли мы плачем, так же в муках рождают детей.